Сын змеи. Истории Маверранума - Рони Ротэр

Юноша несмело поднял голову и в изумлении распахнул глаза. Над раскрытой ладонью Гилэстэла колыхался водяной шар размером с яблоко.

– Как видишь, ты не один такой особенный, – усмехнулся князь, довольный произведенным эффектом. – И я умею управлять своим даром. Ты тоже можешь научиться. Нужно понять только одно – ты особенный. Ты превосходишь остальных во много раз. Они тебе и в подметки не годятся. Они пользовались тобой и помыкали, надругались над твоей душой и телом. Разве тебе не хочется воздать им сторицей? Не сравняться с ними, нет – превзойти, окинув пренебрежительным взглядом скопище малоумных, злобных, жадных существ, заставить их служить тебе, повинуясь одному твоему взгляду? Я не смогу насильно сделать тебя свободным от твоих страхов. Я могу только помочь тебе. Если же хочешь остаться рабом, я не буду тебе мешать. Только имей в виду – мне не нужен ни раб, ни слуга. Мне нужен друг. Я не могу отпустить тебя по одной причине – я тебе не хозяин, и не в моей воле держать тебя силой. Остаться со мной или уйти – всецело твой выбор, твоя воля. Я уезжаю завтра утром.

Гилэстэл повел пальцами, и водяной шар, проплыв по воздуху, коснулся щеки Астида, нежно оглаживая, остужая её, унимая боль своей прохладой. Астид проследил взглядом, как князь поднялся и ушел к себе. Потом покосился на воду у своего лица, и тронул её пальцами. Шар чуть слышно хлюпнул и пролился на его ночную рубашку.

Наутро Гилэстл не стал тревожить Астида и стучать в его комнату, справедливо полагая, что каждый сам волен выбирать свою судьбу. Он позавтракал в общем зале, щедро расплатился с Вантадом и направился на конюшню. Войдя внутрь, он застал в деннике Астида, заканчивающего седлать его лошадь. Юноша был одет в подаренную одежду, висевшую на нем слишком свободно. При виде князя Астид не опустил глаз, глядя в лицо Гилэстэла прямо и открыто.

– Я оседлал вашу лошадь.

– Благодарю. Что ты решил? – спросил Гилэстэл, перебрасывая через спину лошади туго набитые угловатые сумки.

– Я еду с вами.

Астид старался поймать взгляд князя, ища одобрения.

– Это окончательное решение? – Гилэстэл проверил подпругу, и только потом взглянул на юношу.

– Да.

– В седле держаться можешь самостоятельно?

– Могу.

– Тогда вон та лошадь, – кивок в стойло напротив, где мотала головой гнедая кобыла, – для тебя.

Астид кивнул и бросился в соседний денник.

Они выехали из городских ворот, когда утреннее солнце еще не успело высушить росу на придорожной траве. Гилэстэл впереди, Астид за ним. Придержав свою лошадь, Астид оглянулся на город. Столица, озаренная солнечными лучами, выглядела празднично даже в этот обычный день. В противоположном конце города, на пологом холме, сияли белизной крыши королевского дворца с флагами на шпилях. Над дворцом в лазоревом небе носились голуби. Астид несмело улыбнулся, и, пришпорив лошадь, догнал Гилэстэла.

– Куда мы едем? – спросил он.

– Туда, где я живу. Где будешь жить и ты.

– В ваш дом?

По лицу Гилэстэла скользнула тень.

– В то место, где я родился.

– /-

Зверь мчался через лес, хрустя сучьями, продираясь сквозь кусты, напрягая оставшиеся силы. Голоса собак слышались все ближе. Кабан вырвался на поляну, и остановился отдышаться, опустив голову. Его мохнатые бока вздымались, словно меха в кузне, из пасти капала пенная слюна. На недалекий шорох зверь поднял голову, и в тот же миг стрела вонзилась ему в шею. Завизжав, кабан заметался по поляне, обильно пятная опавшую листву кровью. Потом рванулся к кустам, но вторая стрела угодила ему под левую лопатку, и зверь рухнул в листву. Он дергал ногами, упираясь и пытаясь подняться. Громкий визг перешел в булькающий хрип.

Астид спрыгнул с дерева, закинул лук на спину и встал поодаль, наблюдая за кабаном. Зверь косил на него карими глазами, полными боли и ненависти. Астид усмехнулся и подошел ближе, предвкушая тот миг, когда блеск в звериных глазах сменится тусклой пеленой, а жизнь покинет горячее тело с последним выдохом. Он видел это не раз. Это было естественно. Но так непонятно. И так завораживающе.

Послышался топот, треск веток под многочисленными ногами загонщиков, и на поляну выскочили люди.

– Ваша милость! – к Астиду подбежал человек с длинным ножом наготове. – Вы не ранены? Не стоило так близко подходить к нему.

– Все в порядке, Оллай, – ответил Астид, не отрывая взгляда от зверя.

– Хорошие выстрелы, – похвалил Оллай, одобрительно качнув головой.

– Хороший выстрел должен быть один, – полукровка пожал плечами и отвернулся от издохшего животного. – Скажи князю – я еще поброжу.

Оллай кивнул, и кликнул загонщиков. Слуги связали кабану ноги, и, подвесив тушу на жердь, быстро потащили в лагерь. Астид же углубился в лес, отчасти недовольный тем, что созерцание таинства смерти было так бесцеремонно прервано.

В охотничьем домике Гилэстэл осмотрел доставленную добычу.

– Кто убил?

– Илан Астид, – ответил Оллай. – Две стрелы в него выпустил. Да так добить и не смог. Все же жалостен он, Ваша светлость. Смотрит на зверюгу, а у самого глаза такие…. Молод еще, мягкосерден.

Гилэстэл выслушал Оллая молча, лишь странная улыбка тронула губы князя. «Жалостлив». Уж он-то знал, что в отношении Астида этот эпитет был неуместен. Гилэстэл давно понял, почему его юный компаньон никогда не добивает зверя на охоте. Потому что ему нравится смотреть, как тот мучается, корчится в предсмертной агонии, нравится смаковать чужую боль и страдание. За неполные три года, прошедшие с того дня, как Астид поселился в его поместье, Гилэстэл уяснил это для себя совершенно точно. Полукровка был тихим садистом.

Отбросив свои страхи, сомнения и комплексы, Астид довольно быстро освоился со своей новой жизнью. Гилэстэл был уверен, что немалую роль в этом играла та часть благородной крови, которая текла в его жилах. Направляемый Гилэстэлом, разум юноши взял под контроль эмоции, порожденные другой его частью. Астид учился. Учился жить, общаться, двигаться, говорить, вести себя подобающим образом. Он научился читать и писать на всеобщем языке и по-эльфийски. Его осанка была исправлена при помощи сконструированного Гилэстэлом корсета и физических упражнений. Тело, став стройным и сохранив проворство, приобрело ловкость и силу. Его учили владеть любыми видами оружия, владеть своим телом, как оружием. Он учился быть холодным, осторожным, предусмотрительным в словах и поступках. Гилэстэл старался ненавязчиво, исподволь, вытравить из него привычки рабского детства. Старался поднять, облагородить его натуру, привить бастарду-полукровке те качества и навыки, которые в самом Гилэстэле воспитывались с рождения.

А главное – Астид учился пользоваться даром, которым наделила его природа при рождении. Учился искусству магии. Гилэстэл, в свое время самостоятельно прошедший нелегкий путь от первого детского испуга до осознанного контроля доставшейся ему силы, оказался прекрасным наставником – терпеливым, изобретательным и внимательным. И Астид, поверив в свою исключительность, делал успехи, которые не могли не радовать князя.

Когда вечером Астид вернулся к охотничьему домику, он с удивлением обнаружил там небывалое оживление. На поляне, над шипящими от капающего жира углями, доходила до готовности кабанья туша. Слуги суетились, накрывая стол тут же, под открытым небом.

– Астид! – улыбающийся Гилэстэл, стоя в окружении незнакомых Астиду эльфов, поманил его. – Где ты пропадаешь? У нас гости. Подойди, познакомься.

Астид, несколько смутившись от направленных на него взглядов, подошел. Гилэстэл положил руку на его плечо.

– Этому меткому охотнику мы обязаны сегодняшним ужином. Это Астид, мой воспитанник.

Эльфы с легким любопытством оглядели юношу. Астид же, помня уроки Гилэстла, поклонился, приложив руку к груди.

– Какой милый юноша, – на звонкий женский голос Астид поднял голову, и столкнулся взглядом с синими глазами эльфийки. Такой красоты Астиду видеть еще не доводилось. Он смотрел, не в силах оторваться от созерцания золотых волос, спадающих волнами на изящные плечи, от алых влажных губ, тонкого носа на идеальном лице. Смотрел, и чувствовал, как холодеют кончики его пальцев. Она же, нисколько не смущенная его откровенным взглядом, игриво улыбнулась ему. Гилэстэл усмехнулся.

– Астид, представляю тебе Эйдара из дома Фаннайрэ. Его сыновья – Эйнар и Иллорис. А дивное создание, от которого ты не можешь оторвать глаз, их сестра Элайна.

Астид оглядел гостей – высокие, золотоволосые, с холеными лицами аристократов. Он, черноволосый, в запыленной охотничьей куртке, смотрелся рядом с ними, как ворона среди породистых голубей.

– Светлейший князь, – изобразила удивление Элайна, – не отстрелил ли себе язык этот меткий охотник? Он так молчалив. Хотя глаза его весьма красноречивы. Не подпали мне платье своим взглядом, уголёк.